От какого наследства мы отказываемся
ОТ КАКОГО НАСЛЕДСТВА МЫ ОТКАЗЫВАЕМСЯ?
11 Мая 2010 г. Опубликовал: Александр Стреле
Представьте себе безумного педиатра (детского врача), который решил для себя, что причиной роста и развития ребенка являются детские болезни. Чем больше и острее болеет ребенок – тем быстрее и правильнее он растет. Вот посмотрите – говорит такой педиатр в доказательство своей «правоты»: Миша переболел ветрянкой – и вырос. А Коля переболел коклюшем – и тоже вырос. А Гриша переболел свинкой – и вон каким молодцом гренадерского роста вымахал!
В чем ошибка нашего безумного педиатра? В том, что СОПУТСТВУЮЩЕЕ негативное явление он принял за источник и причину роста и развития. Эта ошибка в полной мере свойственна марксизму-ленинизму. Маркс в теории, а Ленин на практике совместили идеалы СОЦИАЛИЗМА с теорией КАТАСТРОФ. Мол, достичь уважения общества к труду, достойных оплаты и условий труда нельзя иначе, чем через колоссальный погром и трагический разрыв с прошлыми идеалами и традициями. Хочешь нормально трудиться – наплюй на гробы и святыни отцов своих…
Как вирус цепляется к компьютерной программе, так и к советскому социализму прицепился целый букет социальных гнойников: русофобия, богохульство и святотатство, цареубийство (как символическое выражение общего большевистского отцеубийства), атеизм и дарвинизм, глумление над семьёй, браком и половая распущенность, гомосексуализм и половые извращения – и т.д. и т.п.
А зачем социализму – как идее уважения к труду и достойного вознаграждения труда – ненависть к отечеству и государствообразующему народу? Не лишнее ли? Зачем социализму введенное Лениным в практику разрешение на аборты. Аборты ещё можно если не оправдать, то хотя бы понять в обществе проклятых плутократов – в обществе нищеты, обреченность и безнадеги. Но вам- то, вам-то, господа коммунисты, которые грозились построить общество светлое, где «за столом никто у нас не лишний» - вам-то зачем коллективные практики детоубийства?!
Этот вопрос интернациональным социалистам задавали уже давно и очень многие хорошие, уважаемые люди.
Истоки национал-социализма закладывал отнюдь не главный жупел современных либеральных и сионистских СМИ – Гитлер. Гитлер, напротив, опасно ревизировал национал-социализм, чем убил и себя, и Германию, и, по большому счету, Россию, которая уже на руках нашего поколения скончалась от полученных ран.
Но подлинная Родина национал-социализма – Российская Империя. Уже начиная по меньшей мере с 1860-х годов на общественной сцене выступали идеологи, которые явно представляли собой прямых предшественников национал-социализма. Мы можем назвать, например, таких социалистов-монархистов, как Д.И. Иловайский (1832-1920), К.Ф. Головин(1843-1913), С.Ф. Шарапов(1850-1911), В.А. Грингмут (1851-1907), Л.А. Тихомиров(1852-1923), А.И. Соболевский (1856-1929).
Исторически национал-социализм восходит к "черным сотням" — это объединения "земских" людей, людей земли, в отличие от "служилых", чья жизнь была неразрывно связана с учреждениями государства. Именуя свои организации "черными сотнями", идеологи начала XX века стремились тем самым возродить древний сугубо "демократический" порядок вещей: в тяжкое для страны время объединения "земских людей" — "черные сотни" — призваны спасти ее главные устои.
Основоположник организованного "черносотенства" В.А.Грингмут в своем уже упомянутом "Руководстве монархиста-черносотенца" (1906) писал: "Враги самодержавия назвали "черной сотней" простой, черный русский народ, который во время вооруженного бунта 1905 года встал на защиту самодержавного Царя. Почетное ли это название, "черная сотня"? Да, очень почетное. Нижегородская черная сотня, собравшаяся вокруг Минина, спасла Москву и всю Россию от поляков и русских изменников". Не раз черносотенная критика обращалась даже на самого монарха и на главу православной церкви, и на крупнейших творцов национальной культуры.
В ряды черносотенцев входили такие люди как великий филолог академик А.И. Соболевский (интересно, что уже после 1917 года, когда очень многие активные черносотенцы были расстреляны, его не решились тронуть, а классические труды его издавались в СССР и после его кончины). Деятельнейшим (хотя и не соглашавшимся занимать руководящие посты) участником "черносотенных" организаций был пламенный проповедник, епископ, а с 1917 года митрополит Антоний (в миру — Алексей Павлович Храповицкий 1863-1934). И нельзя не напомнить, что будущий патриарх Тихон, занимая в 1907-1913 годах пост архиепископа Ярославского и Ростовского, одновременно вполне официально возглавлял губернский отдел Союза русского народа. Виднейшим черносотенцем был светоносный протоиерей Иоанн Кронштадский, канонизированный вместе со свт. Тихоном. Ну, а имя ещё одного идеолога национал-социализма – Д.И.Менделеева – не нуждается в пояснениях!
В списках членов русских национал-социалистических организаций — таких, как Русское собрание, Союз русских людей, Русская монархическая партия, Союз русского народа, Русский народный союз имени Михаила Архангела, — мы находим многие имена виднейших тогдашних деятелей культуры (притом некоторые из них даже занимали в этих организациях руководящее положение).
Намеченная русскими православными социалистами-монархистами линя продолжалась и далее. Гитлер в полной мере воспользовался силой идей национал-социализма (которые привезли к нему русские белоэмигранты), но в то же время ненавидел подлинный национал-социализм.
Многие выдающиеся деятели национал-социализма были попросту убиты гитлеровской агентурой. Яркий пример - Корнелиу Зеля Кодряну, создатель православно-социалистического движения «Легион Михаила Архангела» в Румынии.
Кодряну – личность незаурядная. Уже в юности на юридическом факультете в Яссах, где он возглавил Общество студентов права, под его руководством организация протестовала против исключения из учебной программы обязательной религиозной службы.
В 1924 году Кодряну вместе с соратниками создал национал-социалистическую организацию «Легион Архангела Михаила». С 1931 года Кодряну – депутат национального парламента. В 1938 году Кодряну был арестован, а в ночь с 29 на 30 ноября 1938 года - убит в результате происков гитлеровской клики, вместе с рядом других легионеров. Впоследствии прогитлеровский румынский режим Антонеску так и не разрешил восстаноить деятельность партии Кодряну. У Гитлера и его агентуры были другие планы и другие виды на национал-социализм, которые принципиально расходились с заветами Кодряну…
Захватничество и хищничество, бесовщина и содомитство, зоологизм в оценке человека - вот, собственно, от этого наследства и отказывается наш национал-социализм. Мы (и в том наше отличие от тупых «нациков») – хотим социальной справедливости и уважения к труду. И потому мы не будем брататься с любой антикоммунистической сволочью только лишь потому, что она антикоммунистична. Но мы принципиально отказываемся подсаживать на идею социальной справедливости глумление над своим народом, своими традиционными верованиями, распад связи времен, конфликт отцов и детей. Мы не хотим, как Луначарский, менять кириллицу на латиницу, потому что – хоть убейте нас! – не видим связи между уважением к труду и латинским шрифтом!
Национал-социализм состоит из двух частей. Социалистическое в нем – это преодоление нищеты, это преодоление воровства власть имущих, жирующих на костях своих рабочих. Национальное в нем – это уважение к традициям своего народа, обеспечение культурной и цивилизационной НЕПРЕРЫВНОСТИ (вопреки большевистской теории катастроф) жизни общества.
Поэтому и предпринимательство национал-социализм не уничтожает, как класс. Наша задача в другом: лишить предпринимательство возможности жульничать, обманывать государство и рабочих, уравнять предпринимателей в гражданских правах со всеми иными слоями населения. Как не относись к Гитлеру, но при нем немецкий предприниматель мог тратить на себя не более 5% прибыли предприятия, и это – достойно уважения. 95% прибыли – на развитие дела, инновации, на материальную помощь рабочим, и только 5% заработанного фирмой – на потребительские капризы её хозяина. В таком формате предпринимательство не вредит, а помогает обществу.
Ведь уничтожая предпринимательство, мы вместе с тем уничтожаем и явление ПРЕДПРИИМЧИВОСТИ, явление практической смекалки, хозяйской сметки, то есть с грязной водой ребенка выплескиваем! Предприимчивость нужна обществу, без неё общество – как человек без почки – калека. Но очень часто предприимчивость разрастается в жульничество и шулерство, из органа общества превращается в раковую опухоль.
Большевики, вместо того чтобы лечить больной орган, попросту вырезали его. Мы так не согласны. Предпринимательство должно быть, но, естественно, не в спекулятивной сфере ростовщичества и процентного обмана, а только в сфере реального производства, и только под жестким контролем за его расходами со стороны государства.
Наш национал-социализм (я опять подчеркиваю наше отличие от тупых «нациков») должен взять все лучшее у существующих политических теорий, и отбросить все худшее. Например, мы уважаем ВОЛЮ НАРОДА – и, следовательно, берем высший пафос у теории демократии, очищая её от плутократических извращений современности, от ельцинистской демагогии. Далее, мы уважаем БЛАГОСОСТОЯНИЕ НАРОДА – и потому берем в путь лучшее в теории социализма, в том числе реального социализма в СССР и сталинизма, как высшей стадии развития социализма в СССР(1).
Мы уважаем САМОСОЗНАНИЕ НАРОДА, нации, её традиции и её святыни, её менталитет и укладность, и потому берем лучшее от национализма. Но при этом мы уважаем индивидуальность, право на самовыражение, саморазвитие человека, право «сделать себя самому» - и потому берем лучшее у капитализма. Капитализм, очищенный от жуликов будет, по сути, идентичен, социализму, очищенному от жуликов, фанатиков и извращений. Почему? Да потому что уважение честного предпринимателя есть логичное продолжение уважения честного рабочего. В обоих случаях мы уважаем человеческий труд, физический и умственный – если это действительно труд (предпринимателя и рабочего), а не паразитирование на других.
Мы готовы сказать оппонентам в тон Евангелию: не обольщайтесь, проходимцы и паразиты, язычники и идолопоклонники, содомиты и детоубийцы, предатели своей нации и её интересов, фетишисты, тупоумные рутинеры и начетники нашего социализма, как и царствия Божия, не наследуют!
Александр СТРЕЛЕ специально для НСН «Венед »
Информация
Все представленные материалы представляют точку зрения автора материала.
Администрация сайта не несет ответственности за содержание представленных авторами материалов.
Администрация сайта не несет ответственности за содержание материалов, взятых из других открытых источников.
В случае, если первоисточник не доступен или удален, или иное, администрация сайта снимает с себя ответственность за использование материала. На момент взятия материала первоисточник находился в общедоступном пользовании. Ссылки на первоисточник не удаляются. Вся ответственность за информацию. в таком случае, лежит на первоисточнике.
ПРИ КОПИРОВАНИИ МАТЕРИАЛОВ С САЙТА ССЫЛКА НА VENED.ORG, VENED.INFO ОБЯЗАТЕЛЬНА!
2007 - 2017 Независимая Служба Новостей ВЕНЕД. Все права защищены.
От какого наследства мы (не)отказываемся
Года полтора назад мне довелось по весьма грустному поводу оказаться в одной компании с новым главредом известного почвеннического журнала, где некогда работал и я. Разговорились, и вдруг он попросил меня помочь материалами находящемуся в кризисе отделу публицистики: «Давай нам что-нибудь имперское, евразийское!». Я несколько опешил – более чем странно предлагать такое человеку, немалую часть своей интеллектуальной продукции посвятившему именно антиимперской и антиевразийской пропаганде. Но мой собеседник был поэт и слабо разбирался в различиях между старопатриотами и национал-демократами. Заспорили. Я употребил термин «ордынство», в ответ на что услышал: «А что? Мы (Россия) ведь и вправду Орда!» Дальнейшая дискуссия была бы явно бессмысленной…
Несколькими месяцами позже, заглянув на сайт того самого журнала, я увидел, что мечта его главреда сбылась – и имперства, и евразийства, и ордынства в отделе публицистики там уже имелось в изобилии, его курс имел совершенно чётко выраженный охранительский характер…
Мне уже не раз доводилось писать о том, что агитпроп правящей в РФ клептократии в последние годы заметно эволюционирует от оголтелого либерализма ко всё более и более кондовому традиционализму. Это совершенно естественно, ибо грабить удобнее, прикрываясь «весёлым призраком свободы», но оберегать награбленное сподручнее под болтовню о «духовных скрепах». Прискорбное же и неожиданное состоит в том, что источником, откуда (прямо или косвенно) заимствует свой арсенал идей нынешняя кремлёвская агитобслуга оказалась русская национальная мысль 1960-х – 1990-х гг. т.е. идеология т.н. «русской партии».
Два слова об истории последней. Как известно, большевики в середине 1930-х гг. потерпев неудачу с экспериментом по тотальной денационализации русских и опасаясь полной утраты опоры среди них, предприняли попытку частичной реабилитации русской дореволюционной истории и культуры, представив себя, таким образом, не только как носителей интернациональной мессианской доктрины, но и как подлинных наследников Российской империи. Великая Отечественная война стократно усилила этот поворот и сделала его необратимым – советско-русская идентичность стала активно тиражироваться через систему образования, агитпроп, массовую культуру.
Одним из непредвиденных эффектов данного поворота стало возникновение в середине – конце 1960-х гг. первоначально небольшой, но с течением времени всё более влиятельной группы национально настроенных русских интеллектуалов («русская партия» - далее РП наиболее известные представители – В.В. Кожинов, П.В. Палиевский, С.Н. Семанов, М.П. Лобанов и др.), деятельно стремившейся переформатировать советско-русскую идеологию, усилив в ней собственно русскую составляющую. Кратко говоря: если в сталинской версии русское было оправдано прежде всего как то, что породило советское, то в версии РП, напротив, советское оправдывалось, как органическое продолжение русской истории можно даже сказать, что если сталинский вариант – советско-русский, то РП-вариант – уже русско-советский.
В версии РП реабилитировалось (разумеется, не прямо) православие, русская религиозная философия. и, в общем, самодержавие период от 1917 г. до середины 30-х отрицался как нигилистический и разрушительный, а национал-большевистский поворот приветствовался как «возвращение к истокам». Наличная советская (брежневская) государственность воспринималась как меньшее зло по сравнению западной («еврейской») демократией, предполагалось, что она может постепенно отказаться от коммунистической идеологии и стать просто русской государственностью.
РП-версия не была (и так и не стала) советским официозом и имела «еретический» статус. Её идеологи нередко подвергались гонениям, но определённое место в советской элите за ними было зарезервировано.
Деятели РП безусловно искренне болели болями русского народа и мечтали о русском национальном возрождении. Но лишённые какой-либо реальной социальной, а уж тем более политической опоры они были вынуждены приспосабливаться к советским реалиям (те, кто не хотел – отправлялись, как В.Н. Осипов и Л.И. Бородин, на долгие сроки в лагеря). Такое приспособление неизбежно сказывалось на их идеологии, в которой, как это всегда в таких случаях происходит, нужда выдавалась за добродетель (в стиле: «Это очень хорошо, что сейчас нам плохо»).
Например. Русские лишены реальной власти и элементарных свобод – зато у нас великое и сильное государство, без которого в России обязательно воцаряется хаос, каким бы плохим государство ни было, это лучше, чем анархия! Весьма показателен в этом смысле дневник С.Н. Семанова за 1969 г. (опубликован в № 12 журнала «Вопросы национализма»). В сжатом виде мы там находим всю философию державнического сменовеховства:
«…Восставать и бороться против Бланка [т.е. Ленина] – это есть борьба за восстановление законной власти, а бунтовать против Иосифа Виссар[ионовича]и его наследников – деяние греховное. В России были и будут благими лишь преобразования, осуществляемые сверху».
«Если мне когда-нибудь придется издавать свой цитатник в красной или красно-бело-синей обложке, то первым моим изречением будет: «Вся власть от Бога. Бунт – дело подлое!» И сделаю к этой цитате примечание: рядовых бунтовщиков – сечь, главарей – сажать, а подстрекателей – вешать».
Да что национал-большевик Семанов! Старый антикоммунист, лагерник с двумя сроками за спиной Бородин в 2009 году, споря со мной по поводу отношения к нынешней власти (которую он вовсе не идеализировал) и апеллируя к Гегелю (которого он всего прочёл во Владимирской тюрьме), пафосно восклицал: «Другого государства у меня нет!»
Дальше. Русские лишены собственности и живут хуже большинства народов СССР, богатеющих за русский счёт – зато у нас духовность, а всё материальное – от сатаны. И вот в статье 1968 г. «Просвещённое мещанство» М.П. Лобанов, подкрепляя себя ссылками на Герцена, провозглашал: «Нет более лютого врага для народа, чем искус буржуазного благополучия».
Ну и наконец. Русские вместо собственного национального государства вынуждены жить в противоестественной многонационалии – так ещё Достоевский говорил о русской всеотзывчивости да здравствует евразийское братство! Статья В.В. Кожинова 1981 г. «И назовёт меня всяк сущий в ней язык…» практически предвосхищает речи Путина по национальному вопросу: «…Россия с с а м о г о н а ч а л а [разрядка здесь и далее Кожинова. – С.С.] складывалась – или даже, пожалуй, рождалась – как страна м н о г о н а ц и о н а л ь н а я» восхвалялась якобы присущая русским «стихия самоотречения» национализм именуется «вырождением» принципа «народности» доказывается, что характерной чертой русского самосознания является «дух безусловного братства с народами Азии» (само слово «евразийство» не было употреблено, но педалирование азиатской темы и сочувственные ссылки на Л.Н. Гумилёва безусловно делают этот текст самым ранним евразийским манифестом, вышедшим из рядов РП). Ну и открывал статью весьма характерный эпиграф из Чаадаева: «Провидение создало нас слишком великими, чтобы быть эгоистами».
В начале 90-х Кожинов уже открыто объявил себя евразийцем и стал заявлять, что «Россия – не нация, а континент», а русский – «прилагательное, а не существительное» и т.д. Следует, правда, заметить, что далеко не все кожиновские соратники восприняли его евразийские увлечения положительно, и до перехода «Нашего современника» в руки С.Ю. Куняева и появления прохановского «Дня» евразийство всё же не было мейнстримом русской патриотики.
И ведь лидеры РП писали так не по заказу, они искренне так думали, или заставляли себя так думать, но заставляли по собственному почину, который, правда, был обусловлен социально-политическими обстоятельствами их бытия.
Так что современные охранители ровным счётом ничего нового не придумали: и культ сильного авторитарного государства, которое само по себе ценность и восприятие политической борьбы против «властей предержащих» как зловредных «бунтов» и провозглашение Сталина великим русским правителем-созидателем, противопоставляемым революционеру-разрушителю Ленину и осуждение совершенно нормального стремления русских людей к свободе и материальному достатку как «бездуховности», вместо коей им предписано самоотречение «во имя великих идеалов» и растворение русскости в многонациональном «евразийском братстве» - всё это, в том или ином виде, присутствовало в идеологемах РП.
Кстати, мой упомянутый в самом начале визави принадлежал как раз к младшему поколению РП, воспитанному прежде всего на идеях Кожинова…
Но я тем не менее не могу осуждать лидеров РП, с трудом выбиравшихся в 60-80-е гг. «из-под глыб» советского коммунизма, за их ошибки и просчёты. Можно ли было в тех условиях выстроить иную идеологическую и политическую стратегию? Как бы мы повели себя на их месте? Достаточно задать себе эти вопросы, чтобы поумерить пыл высокомерного обличительства. Но совсем другое дело, когда те же самые отправленные на свалку истории более двадцати лет назад идеи выдаются сегодня как сияющая вершина политической мудрости.
Печальный исторический опыт, когда РП с треском проиграла «демократам», именно потому, что «ради спасения державы» блокировалась с «патриотическими силами в КПСС», ничему не научил её незадачливых наследников. Да и потом, то позднесоветское государство, на эволюцию которого так надеялись деятели РП, при всех своих очевидных и онтологических пороках, всё же уже не имело людоедского ленинско-сталинского характера и худо-бедно обеспечивало своим гражданам гарантированный набор социальных благ. Не было в ту пору в России и столь глобальной азиатской миграции, так что евразийская болтовня казалась не более чем занятной ориенталистской фантазией. Но как можно русским патриотам защищать власть, которая последовательно и успешно конфискует указанный социальный пакет и, более того, очевидным образом замещает русских «трудолюбивыми мигрантами» - уму непостижимо!
Следует также сказать, что многие ветераны РП, в отличие от своих пустоголовых или продажных эпигонов, сохранили ясный ум и живое русское чувство и осознали, что к новым условиям их старая стратегия неприменима, более того, что она сегодня – орудие борьбы против русского народа. Ни разу не запятнал себя коллаборационизмом с правящим антинациональным режимом РФ Игорь Ростиславович Шафаревич. Последовательным противником этого режима был и остаётся Марк Николаевич Любомудров. Наконец, чуть ли не главный «сменовеховец» и «национал-большевик» в РП Сергей Николаевич Семанов выбросил на помойку свою прежнюю политическую философию («Вся власть от Бога. Бунт – дело подлое!») и написал в связи с Манежкой статью, прославляющую национальную революцию – «Первая русская революция» (Вопросы национализма. 2011. № 5). Характерно, что все они, не раздумывая, пошли на сотрудничество с национал-демократами, проклинаемыми нынешними охранителями как изменники Родины, и вошли в редколлегию журнала «Вопросы национализма».
Несгибаемая принципиальность этих величественных старцев в борьбе за права и интересы русского народа – тоже наследие РП, и от этого вечно живого наследия мы, национал-демократы, отказываться не собираемся, пусть мы и идём другим, адекватным времени путём. А исторический хлам – пусть забирают себе в вечную собственность путинские холопы! Сергей Сергеев Источник: apn.ru
От какого наследства мы отказываемся?
От какого наследства мы отказываемся?
Написано в ссылке в конце 1897 г.
Впервые напечатано в 1898 г. в сборнике: Владимир Ильин. «Экономические этюды и статьи». СПБ.
Печатается по тексту сборника
В № 10 «Русского Богатства» за 1897 год г. Михайловский пишет, пересказывая отзыв г-на Минского о «диалектических материалистах»: «ему (г-ну Минскому) должно быть известно, что эти люди не желают состоять ни в какой преемственной связи с прошлым и решительно отказываются от наследства» (стр. 179), т. е. от «наследства 60–70-х годов», от которого торжественно отказывался в 1891 г. г-н В. Розанов в «Московских Ведомостях» (стр. 178).
Поделитесь на страничке
Похожие главы из других книг
Из книги Реконструкция подлинной истории [OCR] автора Носовский Глеб Владимирович
11. Раздел религиозного наследства Империи Религиозное и политическое наследство Империи поделили между: ЗАПАДОМ, с католическим Римом в Италии ВОСТОКОМ, с православным Третьим Римом = Москвой и АЗИЕЙ, с мусульманским Стамбулом. Москва, Рим и Стамбул были религиозными
Из книги «Русские идут!» [Почему боятся России?] автора Вершинин Лев Рэмович
Лишенные наследства Все это, однако же, было потом. А пока по краю поползли слухи: дескать, перепись производится ради экспроприации у саха всего скота. Откуда ползло, – из ата уусов «Тыгиненков» или из самого острожка, – наверняка сказать трудно. Скорее, второе. Но многие
Из книги Повседневная жизнь женщины в Древнем Риме автора Гуревич Даниэль
Права женщин в делах наследства Другая сторона жизни женщины перед законом, также прямо связанная с типом заключенного ею брака, — право передачи наследства. Ведь хотя она была недееспособной или, по крайней мере, зависимой, но имела право составлять завещания и
Из книги Реконструкция подлинной истории [litres] автора Носовский Глеб Владимирович
11. Раздел религиозного наследства Империи Религиозное и политическое наследство Империи поделили между: ЗАПАДОМ, с католическим Римом в Италии ВОСТОКОМ, с православным Третьим Римом = Москвой и АЗИЕЙ, с мусульманским Стамбулом. Москва, Рим и Стамбул были религиозными
Из книги История римского права автора Покровский Иосиф Алексеевич
Из книги История Франции. Том I Происхождение франков автора Стефан Лебек
Кризис наследства Пипина II Любопытнейший факт: наследование должности майордома принимает отныне почти королевские формы, тогда как наследование королевства более чем когда-либо зависит исключительно от доброй воли майордома. От своей первой супруги Плектруды Пипин
Из книги Русская кухня автора Ковалев Николай Иванович
Роспись наследства боярина Н. И. Романова В 1654 г. умер родовитый боярин Никита Иванович Романов. В описи его имущества — «Роспись всяким вещам, деньгам и запасам, что осталось по смерти боярина Никиты Ивановича Романова и дачи по нем на помин души» — упоминается мед-сырец
Из книги Россия: народ и империя, 1552–1917 автора Хоскинг Джеффри
Проблемы петровского наследства В своем «Общественном договоре» Руссо писал, что в определенных обстоятельствах правителю не остается ничего другого, как «заставить людей быть свободными». Эта фраза невольно вспоминается, когда оцениваются мероприятия Петра.
Из книги Россия: народ и империя, 1552–1917 автора Хоскинг Джеффри
Глава 3 Ассимиляция петровского наследства
Из книги Обзор истории русского права автора Владимирский-Буданов Михаил Флегонтович
Из книги Обзор истории русского права автора Владимирский-Буданов Михаил Флегонтович
Из книги Обзор истории русского права автора Владимирский-Буданов Михаил Флегонтович
Из книги Обзор истории русского права автора Владимирский-Буданов Михаил Флегонтович
Из книги В ПОИСКАХ ЛИЧНОСТИ: опыт русской классики автора Кантор Владимир Карлович
Из книги В ПОИСКАХ ЛИЧНОСТИ: опыт русской классики автора Кантор Владимир Карлович
Из книги Полное собрание сочинений. Том 2. 1895–1897 автора Ленин Владимир Ильич
I. Один из представителей «наследства» Тридцать лет тому назад, в 1867-м году, в журнале «Отечественные Записки»<130> начали печататься публицистические очерки Скалдина под заглавием: «В захолустье и в столице». Очерки эти печатались в течение трех лет, 1867–1869. В 1870-м году
Главная | О нас | Обратная связь
От какого наследства мы отказываемся
Однако уже в 1990-х годах ценностная преемственность с периодом перестройки начала разрушаться. Открытый и кровавый гражданский конфликт октября 1993-го в Москве, чеченская война, начатая в 1994-м году, а также выход на поверхность организованной преступности и криминала усилили в общественном мнении запрос на возврат к авторитарному государству, «жесткой рукой» наводящему «порядок» в стране. Августовский дефолт 1998 года разуверил большую часть общества в способности рыночных сил создать эффективную экономику и справедливую социальную систему. Общество выразило готовность вновь полностью доверить свое будущее государству, властным структурам в обмен на политику, которая гарантировала бы стабилизацию социально-экономическую стабилизацию, а затем и рост доходов. Этот поворот в общественном мнении позволил новым правящим слоям создать систему, исключающую широкое демократическое участие, и при этом закрепляющую монопольно-привилегированное положение новых элит в политической системе страны и бизнесе. После того, как в первой половине 2000-х годов силовики и бюрократия подчинили себе олигархию, старые полуразрушенные советские политические институты обрели «жизнь после смерти». Реформы были окончательно свернуты, т.к. на первый план вышла задача поддержания стабильности, предполагавшая сохранение контрольного пакета власти и собственности, сконцентрированного в руках нового правящего слоя. Последующие полтора десятилетия прошли в весьма успешном освоении сырьевой ренты и государственного бюджета, формируемого доходами от экспорта сырья в большей степени, чем налогами граждан. Нефтяные доходы позволили власти проводить политику роста благосостояния и стабилизировать политическую систему на основе государственного патернализма.
Новые правящие слои фактически отказались от реформы государства, от создания сильных и устойчивых институтов, действующих в условиях верховенства права. Персоналистский политический режим при слабых и неустойчивых институтах в гораздо большей степени соответствовал запросам новых правящих слоев, чем современное демократическое государство, действующее под мощным общественным контролем. Такое развитие событий обусловило отчуждение значительной части населения от участия в преобразованиях и привело к распространению социальной и политической апатии в обществе.
Отказ от реформ, который произошел уже во время первого президентского срока В.В. Путина, как главная причина начавшейся реставрации не снимает вопроса о том, почему урбанизированное и образованное постсоветское общество так легко согласилось с негативной оценкой перестройки, ее ценностей и достижений.
Характерно, что устойчиво определяющим является фактор принадлежности к разным поколениям. Так, «дети перестройки» (поколение, которому в 2005 году было примерно столько лет, сколько прошло с 1985 года), и «ровесники перестройки», те, кто встретил ее в юном возрасте, по преимуществу согласны с ее положительной оценкой. Напротив, среди тех, кто встретил перестройку взрослым и пережил обрушение советской системы, в частности советской системы статусов, немало людей, которые хотели бы повернуть время вспять. Их демографическое и моральное давление на общественное мнение в целом способствовало тому, что по поводу перестройки общество остается глубоко расколотым, и негативная оценка преобладает. Но более важным фактором, формирующим негативный образ перестройки, является давление консервативных установок, провозглашенных официальным подходом к истории в 2000-е годы, и опирающихся во многом на представления пожилых, малообразованных, малодоходных, зависящих во всем, включая информацию, от государства слоев общества. Эти представления сказались и на взглядах молодых людей, среди которых 40% в возрасте 18-24 года и 49% в возрасте 25-39 лет считают, что перестройка принесла больше вреда, чем пользы.
Одним из самых серьезных результатов пересмотра итогов перестройки является изменение внешней политики России. Что касается отражения этих перемен в общественном мнении, то приводимые через 30 лет с начала перестройки ценности «нового мышления» и идея вхождения в «европейский дом» подверглись значительной ревизии. Согласно данным Левада-центра за февраль 2015 г. 44% опрошенных считали, что «Запад - это другая цивилизация, чужой мир со своими законами, с другими людьми и отношениями между ними» 25% были согласны с тем, что «Запад - это государства и политические силы, которые всегда будут враждебны нашей стране» 19% полагали, что «Запад - это рациональный, холодный мир, формальные, эгоистичные отношения между людьми». Только 8% опрошенных были согласны с утверждением, что «Запад - это высочайшие достижения западной культуры - науки, философии, искусства», и еще меньше (6%) считали, что «Запад - это страны демократии, правовые государства, которые являются образцом современного развития».
Хотя позднесоветское общество в целом поддерживало перестройку, «революция ценностей» в нем только начиналась. Это был трудный, рассчитанный на длительную перспективу процесс, и на начальном этапе он находился в прямой зависимости от успеха политики перестройки. Когда перестройка оборвалась в 1991 г. и начался постсоветский период, общество, пережившее травму распада СССР, вошло в него расколотым и во многом дезориентированным. Дальнейшие события только углубили ценностный раскол, одним из свидетельств которого стала новая Конституции РФ 1993 года. Она содержала идею моноцентризма власти и тем самым закладывала основы для возможного поворота к авторитаризму.
Перестройка проходила под лозунгами возвращения страны в мировую цивилизацию, тренды развития которой задавались развитыми государствами Запада. В этой ситуации большинство общества восприняло ценности свободы, политической демократии, прав человека прежде всего как инструмент быстрого достижения высокого, «западного», уровня жизни. Однако по мере нарастания экономических трудностей в 1990-е годы привлекательность новых ценностей стала падать. В нулевые годы нового столетия, в период резкого подъема цен на нефть, когда правительство получило возможность проводить патерналистскую политику, был сформирован национальный консенсус по формуле «рост благосостояния в обмен на отказ от социального и политического активизма». В результате большая часть общества согласилась с тем, что можно добиться роста уровня жизни и в условиях несвободы. В такой ситуации реставрация авторитаризма становилась не только возможной, но и постепенно приобретала все большее число сторонников.
Одним из знаков этого процесса можно считать то, что, спустя 12 лет после Августовского путча 1991 г. общественное мнение отказывалось признать значимость победы демократов. Согласно опросам, проведенным Левада-центром в 2013 году, распределение ответов на вопрос «как Вы сейчас думаете, кто был прав в дни ГКЧП», показало, что 11% считают, что правы были Ельцин и демократы, 10% уверены, что прав был ГКЧП, а 57% полагают, что не правы были ни те, ни другие (при 22% не определившихся с ответом).
В нулевые годы резко усиливались позиции государственной бюрократии, ставшей со временем наиболее влиятельной группой в современном российском обществе. Рост цен на нефть и восстановительный рост первого десятилетия XXI века позволили правительству аккумулировать огромные средства и, отказавшись от дальнейших попыток социально-экономического реформирования страны, проводить политику, обеспечившую заметный рост доходов населения – особенно по контрасту с 1990-ми годами.
В результате сформировалась консервативная общественно-политическая модель, в которой почти все основные социальные и политические силы заинтересованы в сохранении status quo. Эта модель, устойчивость которой была обусловлена высокой нефтяной конъюнктурой, вошла в кризис, когда цены на нефть пошли вниз, а события на Украине резко ухудшили отношения России с Западом.
Правящие элиты в изменившихся условиях оказались неспособными предложить новую стратегию развития страны. В то же время они сосредоточились на том, чтобы любыми средствами, в том числе репрессивными, обеспечить незыблемость своей монополии на власть и собственность.
В этих условиях активизировался процесс отказа от институтов, ценностей и процедур, заложенных еще перестройкой. В новой ситуации принципы состязательности, открытости, толерантности, разделения властей и свободного выбора уже самим фактом своего существования подрывают консервативный status quo. Поэтому они целенаправленно заменяются бюрократической централизацией и контролем, распространяющимся на все новые и новые сферы жизни. Психология «осажденной крепости» и связанная с ней нетерпимость к иному мнению, фобии по отношению к Западу получают широкую поддержку в массовом сознании.
Эти изменения стали возможными еще и потому, что большая часть населения, по-прежнему полностью зависимая от государства, испытывает страх перед возможными переменами, результаты которых видятся неопределенными. Поэтому расширяющийся контроль государства над обществом и экономикой представляется более надежной защитой от надвигающихся проблем.
Нет сомнения в том, что при сохранении этих тенденций в ближайшие годы продолжится дрейф в направлении этатизма и изоляционизма, который в эпоху глобализации обернется хроническим отставанием России. Логика начавшихся процессов будет подталкивать страну в этом направлении, причем иной раз, возможно, даже вопреки намерениям ее руководства. В таких условиях обращение к ценностям перестройки – это не исторический экскурс, а поиск стратегии, возвращающей стране утраченную демократическую альтернативу.
От какого наследства мы не можем отказаться?
ДМИТРИЙ ГАЛКИН
редактор отдела политики, политический аналитик
В своей статье От какого наследства мы отказываемся Ленин писал, что приверженность марксистским взглядам неразрывно связана со стремлением к неумолимо объективному анализу действительности и складывающихся на почве той действительности отношений между различными классами. Это, безусловно, требует не только определенного интеллектуального мужества, но и готовности признать, что воплощение социального идеала потребует значительного напряжения сил и будет связано с угрозами, реализация которых может поставить под сомнение саму возможность общественного прогресса. Между тем, именно этой готовности часто не достает левым, которые зачастую стремятся без всяких на то оснований убедить общество (да и самих себя) в том, что социальные преобразования при наличии соответствующих условий и политической воли могут пройти без особых трудностей.
Подобное заблуждение отчасти извиняется тем, что левые могут победить, только убедив общество в смене существующей системы. Если большая часть общества не связывает собственные перспективы со сменой социального строя, то вряд ли даже при самых благоприятных обстоятельствах удастся надолго вырвать политическое и экономическое господство из рук класса капиталистов, каким бы растерянным и напуганным он ни казался. В связи с этим возникает соблазн объявить, что социалистические преобразования, необходимость которых вроде бы очевидна, можно будет осуществить, не встречая серьезных преград и препятствий. Однако поверить в триумфальное шествие социализма после того, как граждане осознают, что он является единственным выходом из сложившегося цивилизационного тупика, мешает советский опыт, говорящий о том, что за социалистические завоевания приходится подчас довольно дорого платить. Поэтому многие левые, искренне убежденные в грядущей победе социализма, спешат объявить, что в СССР и странах Восточной Европы существовал не социалистический строй, а нечто другое, не имеющее к социалистическим идеям никакого отношения. Соответственно, современные левые могут не принимать во внимание ошибки и преступления, совершенные в Советском Союзе. А главное, не следует бояться, что вновь, на другом этапе, мы рискуем вновь столкнуться с теми же трагическими противоречиями, которые привели к гибели советское общество. Ведь мы же будем строить социализм, а в СССР его не было.
Подобное заблуждение представляется чрезвычайно опасным.
Нельзя рассматривать социальный идеал в отрыве от тех обстоятельств, в которых будет проходить его реализация.
Иначе можно поставить под сомнение саму возможность прогрессивных социальных преобразований (как это и произошло после гибели СССР), предварительно попытавшись осуществить строительство нового общества на фундаменте из крови и грязи, поскольку создание более прочной основы показалось слишком хлопотным и затруднительным делом, оттягивающей наступление предустановленной социальной гармонии. Новое поражение социалистического проекта может отбросить историю далеко назад. Поэтому было бы преступлением повторять прежние ошибки, закрывая глаза (на этот раз уже сознательно) на неизбежные общественные противоречия, возникающие при проведении социалистического строительства.
А для этого нужно признать, что переход к социализму не предрешен и не предопределен заранее, а на пути социалистического развития общество могут подстерегать не менее страшные угрозы, чем при сохранении капитализма. Значит ли это, что переход к социализму следует отложить до лучших времен, когда его можно будет построить с меньшим риском? Нет, поскольку, чем дольше откладываются социалистические преобразования, тем дальше заходит кризис культуры и цивилизации, вызванный утратой смысла социального бытия в позднекапиталистическом обществе. Соответственно, тем труднее и опаснее становится осуществление социалистических преобразований, тем больше времени займет переходный период, связанный с риском отката назад.
Согласно знаменитой формуле Розы Люксембург, единственной альтернативой социализму является варварство. Отсюда, к сожалению, не следует, что человечество, столкнувшись с этой дилеммой, непременно сделает выбор в пользу социализма.
Напротив, победа варварства выглядит сегодня более вероятным сценарием.
Одичание человечества, которое до поры до времени будет сопровождаться технологическим прогрессом (пока у капитализма будут сохраняться ресурсы и возможности, необходимые для поддержки все более усложняющейся инфраструктуры), уже идет полным ходом. Если переход к социализму не удастся осуществить в обозримом будущем (в ближайшие десять-пятнадцать лет), то в нашей стране он станет практически невозможен - так далеко могут зайти процессы разложения и деградации. Сперва придется затратить огромные усилия на воссоздание промышленности, восстановление системы всеобщего образования и формирование структур общественного самоуправления, необходимых для социалистического развития.
При этом было бы страшной ошибкой ожидать, что по мере социалистического строительства общественные проблемы будут решаться сами собой. Это заблуждение, ставшее роковым просчетом советских идеологов, может вновь привести к катастрофическим последствиям. Социалистические преобразования создают условия для перехода на новый уровень развития, открывают новые, невиданные возможности перед личностью и обществом, позволяют обрести смысл социального бытия. Но нельзя ожидать, что переход к социализму является гарантией того, что наше общество сумеет преодолеть общественные противоречия и одновременно овладеть технологическими и организационными достижениями развитых капиталистических стран. Это равносильно уверенности в том, что, научившись читать и писать, непременно станешь великим поэтом или ученым.
Напротив, как и любой шаг вперед, позволяющий получить новые возможности, переход к социализму связан с новыми рисками и угрозами.
Ошибки, допущенные в ходе социалистического строительства, могут нанести страшный удар по человеческому достоинству и общественной морали.
Их последствия становятся тем более опасными, что в условиях социализма появляется возможность осознать необходимость воспринимающейся при капитализме в качестве отчужденной потусторонней силы. А потому всякое ущемление свободы переживается личностью и обществом гораздо сильнее, чем в условиях капиталистического строя и наносит намного больший ущерб.
Бытие вообще связано с риском, прежде всего с постоянной угрозой его утраты. Но его нельзя ни отменить, ни остановить. Каждая новая возможность неразрывно связана с новыми угрозами, но отказаться от новых возможностей - значит обратить развитие вспять, вернувшись к тем формам социальной жизни, которое человечество давно сумело преодолеть. Однако нельзя закрывать глаза на те опасности, с которыми нам предстоит столкнуться. И здесь советский опыт построения социализма оказывается бесценным, в том числе благодаря своему трагическому характеру.
Прежде всего, всякий переход к новой, более прогрессивной формации, как показал Каутский, приходит к временному снижению культурного уровня общества, утрате значительной части технологических и организационных достижений (другое дело, что при неблагоприятных условиях это временное отступление может растянуться надолго). Это неизбежно, поскольку к власти приходят представители классов, которые в прежних общественных условиях были лишены тех возможностей культурного и духовного развития, которыми располагала правящая верхушка. Однако разрушение социально-экономического строя, превратившегося в препятствие на пути общественного прогресса, создает невиданные прежде перспективы для развития цивилизации и культуры. Вопрос состоит в том, чтобы правильно распорядиться новыми возможностями.
Как показал советский опыт, это не так просто.
Лучшее доказательство того, что в СССР действительно был осуществлен переход к социализму, состоит в том, что в стране действительно возникли предпосылки для всестороннего развития личности.
Все слои общества получили свободный доступ к достижениям классической культуры. Уже к концу 50-х исчезли препятствия для получения высшего образования любым представителем советского общества. У огромной массы людей появилась возможность развивать свои творческие способности в различных областях науки и искусства.
Возникновение таких социальных условий стало результатом напряженного труда, позволившего создать современную промышленность, использующую передовые для того времени технологические достижения, благодаря чему в руках общества сосредоточились значительные ресурсы. Несомненно, производительность труда в СССР была ниже, чем в наиболее развитых капиталистических странах, а свою технологическую отсталость от лидеров капиталистического мира социалистические государства так и не смогли преодолеть. Но если рассматривать капиталистическую систему в целом, то социалистические государства явно превосходили ее средний уровень, что позволяло рассчитывать, что преимущества социализма позволят ему доказать свою большую эффективность.
Так бы и произошло, если бы социалистический строй продолжил свое существование. Однако он рухнул под влиянием тех противоречий, которые созревали в недрах социалистического общества. Кратко их можно охарактеризовать как противоречия между появившимися возможностями общественного и личного развития и отсутствием условий для их реализации. Здесь дело не только в ошибках советской власти. Это противоречие носит объективный характер. У людей появляется возможность получить образование, но общество еще не нуждается в таком количестве высококвалифицированных специалистов. Для них приходится искусственно создавать рабочие места, что увеличивает затраты и снижает эффективность экономики. У личности появляются высокие этические и эстетические запросы, но им не соответствует ни достигнутый уровень общественных отношений, ни имеющийся уровень общественного благосостояния. Общество стремится самостоятельно решать вопросы своего развития и обладает высоким уровнем сознательности, позволяющим принимать взвешенные решения в интересах большинства граждан, но бюрократия, сосредоточившая в своих руках все механизмы государственного управления, не желает отказываться от господствующего положения.
Эти противоречия не только не были преодолены в рамках советской системы, они постоянно обострялись и углублялись. Но это противоречия социалистического общества, и само их наличие говорит о социалистическом характере советского государства. Развитие этих процессов привело к массовой социальной апатии, разочарованию в идеалах и ценностях социализма, социальному успеху личностей с более низкими культурными запросами и этическими нормами, постепенному превращению бюрократии в социальный класс, недовольный социалистическим характером присвоения социальных благ. И нужно честно признать, что избежать реализации подобного сценария было чрезвычайно тяжело (хотя и возможно с теоретической точки зрения).
Основная проблема социалистического развития неразрывно связана с его главным преимуществом.
Оно осуществляется сознательно, а потому требует существования силы, определяющей стратегические и ближайшие цели и координирующей усилия общества ради их достижения. Особенно велико значение социального слоя, выполняющего подобные функции, на ранних этапах социалистического строительства, когда происходит определенное снижение нравственного и культурного уровня общества вследствие социального переворота, а потому требуются большие усилия для общественной консолидации и мобилизации. В этот период и происходит формирование социалистической бюрократии как класса, занимающего особое место в системе общественного производства и стремящегося присвоить себе право по собственному усмотрению распоряжаться национальными ресурсами.
Бюрократия захватывает господствующее положение под лозунгом достижения всеобщего блага и какое-то время в определенной степени действительно выражает общенародные интересы. Однако ее господство неизбежно становится помехой для общественного развития, и тогда встает вопрос об изъятии у нее значительной части полномочий. Сопротивляясь развитию самоуправления и демократии, часть правящей бюрократии не только отказывается от социалистических идеалов, но и превращается во врага социализма, заинтересованного в его уничтожении.
Мы должны заранее предотвратить возникновение подобной угрозы, а потому мы не имеем права отказываться от демократических механизмов управления, какими бы заманчивым ни представлялись административные и силовые методы. Мы обязаны обеспечить свободу научного и художественного творчества, поскольку, как мы теперь знаем, от этого зависит само существование социализма. В этом нас убеждает трагический и противоречивый советский опыт, от которого мы не имеем права отказываться. В противном случае нас ожидает новое, еще более тяжелое поражение, которое может отбросить цивилизацию в эпоху варварства.
Источники:
Следующие консультации:
- Можно ли по генеральной доверенности отказаться от наследства
- Как делится наследство после смерти одного из супругов
Комментариев пока нет!